Рассказ о семье от имени ребенка. Фазаны и павлины
Это семейные истории для младших школьников. Рассказы о взаимоотношении детей и родителей.
В. Ю. Драгунский
Чики-брык.
Я недавно чуть не помер. Со смеху. А всё из-за Мишки.
Один раз папа сказал:
— Завтра, Дениска, поедем пастись на травку. Завтра и мама свободна, и я тоже. Кого с собой захватим?
— Известное дело кого — Мишку.
Кроме того, книга сопровождается начальным прологом Дэвида Чиричи, который делает его еще более понятным. Очень полезный инструмент для изучения, играя ценность семейного разнообразия, которое существует сегодня. Маленькая энциклопедия, чтобы понять различные семейные созвездия. В этой книге мы найдем все модели современной и современной семьи: классик матери и отца с детьми, одинокий родитель, большая семья, одна с одним ребенком, разделенные родители, большой лоскут, геев или лесбиянок, также известных как радуга и т.д. кроме того, мы можем узнать многое другое о том, как изменилась концепция семьи; как они жили в предыстории или как они были во времена наших бабушек и дедушек или прабабушек и дедушек.
Мама сказала:
— А его отпустят?
— Если с нами, то отпустят. Почему же? — сказал я. — Давайте я его приглашу.
И я сбегал к Мишке. И когда вошёл к ним, сказал: «Здрасте!» Его мама мне не ответила, а сказала его папе:
— Видишь, какой воспитанный, не то что наш...
А я им всё объяснил, что мы Мишку приглашаем завтра погулять за городом, и они сейчас же ему разрешили, и на следующее утро мы поехали.
Мы также рассматриваем ласковые псевдонимы, которые мы используем для каждого члена, и словарь, который возникает в каждом ядре. Стоит отметить юмор, с которым он описывает физическое сходство между родственниками или другими более абстрактными аспектами, такими как запах каждого дома. Иллюстрации персонажей действительно забавны, и они дают жизнь и динамизм тексту. Важное значение, которое поможет нам ответить на самые сложные вопросы наших детей. Премия немецкой литературы для детей и молодежи.
Семейные секреты являются причиной аффективных расстройств, которые передаются от родителей к детям. В свою очередь, они могут препятствовать плавному прогрессу школьных приобретений. Очевидно, что передача - это выбор семьи и школы, и важность каждого из них делает их взаимодополняемость более важной, поскольку процессы передачи на работу в семье и в школе могут быть отменены, но они также могут быть отменены, и такая ситуация может касаться контента - например, в случае несогласия со стороны семьи по определенным значениям, переданным в школу, например, мирянам -, но это может также относиться к способности ребенка извлекать пользу из школьных трансфертов.
В электричке очень интересно ездить, очень!
Во-первых, ручки на скамейках блестят. Во-вторых, тормозные краны — красные, висят прямо перед глазами. И сколько ни ехать, всегда хочется дёрнуть такой кран или хоть погладить его рукой. А самое главное — можно в окошко смотреть, там специальная приступочка есть. Если кто не достаёт, можно на эту приступочку встать и высунуться. Мы с Мишкой сразу заняли окошко, одно на двоих, и было здорово интересно смотреть, что вокруг лежит совершенно новенькая трава и на заборах висит разноцветное бельишко, красивое, как флажки на кораблях.
Для того, чтобы ребенок мог воспользоваться ситуацией передачи, он должен признать, что взрослый может передать ему и уметь интегрировать свой новый опыт в свою личность, эти два процесса могут быть серьезно затруднены существованием секретов. У детей, которые растут в семьях, где есть серьезные секреты, часто возникают проблемы с их обучением. Они, например, мечтатели, рассеивают или концентрируют свой интерес по одному вопросу за счет всех остальных.
Чтобы понять этот процесс, мы должны, конечно, нарушить ряд ошибок, связанных с понятием семейной тайны. Прежде всего, семейная тайна - это не только то, что никто не знает не сказал, потому что мы, конечно, не говорим в любой момент. Он включает в себя как скрытое содержание, так и запрет на высказывание и даже понимание того, что в семье может быть что-то секретное. секреты не организованы вокруг событий, которые являются виновными или постыдными, как это часто считают. Знаменитые «недостатки наших предков» - лишь очень маленький источник семейных секретов.
Но папа и мама не давали нам никакого житья.
Они поминутно дёргали нас сзади за штаны и кричали:
— Не высовывайтесь, вам говорят! А то вывалитесь!
Но мы всё высовывались. И тогда папа пустился на хитрость. Он, видно, решил во что бы то ни стало отвлечь нас от окошка. Поэтому он скорчил смешную гримасу и сказал нарочным, цирковым голосом:
Большинство из них фактически организованы вокруг травм, которые живут поколением и не полностью символизируются им. Это может быть частная травма, как траур, но и коллектив как война или стихийное бедствие. Эти события не получили вербальных образований, но они всегда были частично символизированы в виде жестов и взглядов, а иногда и изображений, показанных или пересказанных в семье. не только словесна. Это также сенсорно-моторный, через жесты, отношения, мимика, а также изображения через изображения, созданные или только воображаемые.
Эти частичные символизации в случае болезненных событий могут быть переведены родителями молчаниями или загадочными замечаниями, слезами или гневом без видимых побуждений, совершенно непонятными для их детей. В результате они сталкиваются с большими трудностями. Родитель отображает эмоции, ощущения и состояния тела по отношению к сильному опыту, но не может подтвердить природу того, что он переживает, не говоря уже об объяснении причины его поведения. противоречат словам, которые он произносит, но также и между ними, и могут даже быть полностью смещены ситуацией.
— Эй, ребятня! Занимайте ваши места! Представление начинается!
И мы с Мишкой сразу отскочили от окна и уселись рядом на скамейке, потому что мой папа известный шутник, и мы поняли, что сейчас будет что-то интересное. И все пассажиры, кто был в вагоне, тоже повернули головы и стали смотреть на папу. А он как ни в чём не бывало продолжал своё:
Это, например, случай с матерью, которая с усмешкой смотрит на своего ребенка, а затем резко перестает улыбаться и темнеет. Или это касается отца, который держит своего ребенка на коленях, смотря телевизор, и внезапно застывает, удаляя ребенка. Эти внезапные изменения в отношении, выражении, поведении или интонации всегда имеют точную причину. Например, мать внезапно увидела взгляд своего ребенка или даже в единственном обличье ее лица, что-то напоминало ей лицо ее собственного брата в то время, когда она очень боялась его.
Отец, который спокойно смотрел телевизор, внезапно расстроился, потому что слово или образ пробудили ужасную память о его прошлой истории. Благодаря этим «просачиваниям» секретности, которые могут быть как повторяющимися словами, поведение - ребенок чувствует страдания в своем родителе.
— Уважаемые зрители! Сейчас перед вами выступит непобедимый мастер Чёрной магии, Сомнамбулизма и Каталепсии!!! Всемирно известный фокусник-иллюзионист, любимец Австралии и Малаховки, пожиратель шпаг, консервных банок и перегоревших электроламп, профессор Эдуард Кондратьевич Кио- Сио! Оркестр — музыку! Тра-би-бо-бум-ля-ля! Тра- би-бо-бум-ля-ля!
С внешней точки зрения семейные тайны, таким образом, скрывают события, которые скрыты в нескольких поколениях. Но для детей, которые растут перед ними, важно не быть частью первоначального события, которое они в любом случае чаще всего невозможно узнать. Он состоит в их вопросах и их сомнениях в этом, и даже больше, в выборе, который вытекает из него.
Столкнувшись с этими скрытыми страданиями, ребенок может реагировать тремя различными способами, каждый из которых может быть неудобным для его или ее обучения. Во-первых, он может себе представить, что он сам несет ответственность за страдания, которые он испытывает в доме своего родителя, и что он находится на пути вины. Этот способ реагирования довольно характерен для раннего детства. В первые годы жизни ребенок с готовностью ощущает происхождение и причину того, что он воспринимает у взрослых вокруг него.
Все уставились на папу, а он встал перед нами с Мишкой и сказал:
— Нумер смертельного риска! Отрыванье живого указательного пальца на глазах у публики! Нервных просят не падать на пол, а выйти из зала. Внимание!
И тут папа сложил руки как-то так, что нам с Мишкой показалось, будто он держит себя правой рукой за левый указательный палец. Потом папа весь напрягся, покраснел, сделал ужасное лицо, словно он умирает от боли, и вдруг он разозлился, собрался с духом и... оторвал сам себе палец! Вот это да!.. Мы сами видели... Крови не было. Но и пальца не было! Было гладкое место. Даю слово!
Потеря уверенности в себе и уверенность в себе
Старший ребенок может легко представить, что его родители виновны в некоторых ужасных действиях, которые они хотели бы скрыть от него. Он не настолько виноват, как потеря доверия к своим родителям. Эта потеря доверия может распространяться на взрослых, которым призывают делегировать часть своей власти, особенно учителей. Наконец, также возможно, что ребенок теряет уверенность в своих способностях. Это тот случай, когда он сталкивается с родителями, которые утверждают, что вещи не такие, какие он видел или слышал.
Папа сказал:
Я даже не знаю, что это значит. Но всё равно я захлопал в ладоши, а Мишка закричал «бис!».
Тогда папа взмахнул обеими руками, полез к себе за шиворот и сказал:
— Але-оп! Чики-брык!
И приставил палец обратно! Да-да! У него откуда- то вырос новый палец на старом месте! Совсем такой же, не отличишь от прежнего, даже чернильное пятно и то такое же, как было! Я-то, конечно, понимал, что это какой-то фокус и что я во что бы то ни стало вызнаю у папы, как он делается, но Мишка совершенно ничего не понимал. Он сказал:
У ребенка тогда создается впечатление, что он больше не может доверять своим способностям Он может потерять уверенность в себе и может в конечном итоге сомневаться в реальности того, что он видит и слышит, и даже от всех его психических способностей, а дети, которые растут в тайной семье, часто становятся в свою очередь, взрослые, которые создают новые ситуации секретов, поскольку они не могут контролировать секреты, которые они жертвы, они пытаются создать другие, которые они могут контролировать.
В любом случае, невинная семейная тайна - или что все знают и делают вид, что игнорируют - часто скрывает другую, что может быть очень серьезным, в предыдущих поколениях. К счастью, вся травма не обязательно создает секрет, потому что всегда можно оценить и преодолеть их последствия.
— А как это?
А папа только улыбнулся:
— Много будешь знать — скоро состаришься!
Тогда Мишка сказал жалобно:
— Пожалуйста, повторите ещё разок! Чики-брык!
И папа опять всё повторил, оторвал палец и приставил, и опять было сплошное удивление. Затем папа поклонился, и мы подумали, что представление окончилось, но оказалось, ничего подобного. Папа сказал:
Передача коллективной тайны
Большинство секретов связаны с неконтролируемой травмой, которая может быть индивидуальной, траурной, выкидышей или коллективной: стихийные бедствия, нападения и войны являются важными источниками секретов, в которых семейная тишина удвоенный социальным молчанием. После этого передача может быть больной на уровне всей страны, как показывает Западная Германия после войны.
Дети школьного возраста пользовались фильмами, телевизионными шоу, фотографическими выставками и школьными мероприятиями по преступлениям нацизма. Однако некоторые историки отрицают, что в Германии после войны было реальное желание объяснить этот период.
— Ввиду многочисленных заявок представление продолжается! Сейчас будет показано втирание звонкой монеты в локоть факира! Маэстро, трибо-би-бум- ля-ля!
И папа вынул монетку, положил её себе на локоть и стал тереть этой монеткой о свой пиджак. Но она никуда не втиралась, а всё время падала, и тогда я стал насмехаться над папой. Я сказал:
На самом деле не было двух противоположных указаний, данных тем же институтам, которые были бы: «Давайте поговорим о национал-социализме» и «Давайте не будем говорить о национал-социализме». Если бы это было так, это было бы возможно объявить официальную двуличность намного раньше, а историки не лишатся этого. ) На самом деле два разных послания были переданы двум отдельным органам: с одной стороны, государство косвенно поощряло свои институты и особенно школы, чтобы вызвать преступления национал-социализма.
С другой стороны, одно и то же государство способствовало семейному молчанию в этот период истории Германии. Из этого примера понятно, что вопрос о памяти нельзя свести только к двум параметрам личности и коллектива, к которым необходимо добавить память о семье, и сравнить передачу, сделанную официальными учреждениями, как школа, к тому, что происходит в семьях.
— Эх, эх! Ну и факир! Прямо горе, а не факир!
И все рассмеялись, а папа сильно покраснел и закричал:
— Эй, ты, гривенник! Втирайся сейчас же! А то я тебя сейчас отдам вон тому дядьке за мороженое! Будешь знать!
И гривенник как будто испугался папы и моментально втёрся в локоть. И исчез.
— Что, Дениска, съел? — сказал папа. — Кто тут кричал, что я горе-факир? А теперь смотри: феерия-пантомима! Вытаскивание разменной монеты из носа прекрасного мальчика Мишки! Чики-брык!
В случае с Западной Германией непроизводительная коллективная тайна породила недостатки в передачах семей, что, в свою очередь, нарушило передачу нацистского послания школы. Вышеизложенное предполагает, что школа и семья должны полностью придерживаться одного и того же дискурса и передавать одни и те же взгляды, но важно сохранить определенное разделение между ними. Напоминается, что вопрос о исламском платке считался некоторыми попытками родителей навязать свой закон своей дочери, школьные лаки.
Но не только родители интеллигентов хотят навязать свои глаза и контроль над школой. Например, некоторые родители с детьми в детском саду просят установить веб-камеры внутри этих учреждений. Таким образом, родители могут получить доступ через персональный кодовый номер к веб-сайту, на котором они контролируют своих детей без их ведома и персонала, ответственного за их решение. За этим случаем камеры находится бессознательное желание доля родителей для предотвращения необходимой работы по разделению детей, а также отсрочка их собственных.
И папа вытащил монету из Мишкиного носа. Ну, товарищи, я и не знал, что мой папа такой молодец! А Мишка прямо засиял от гордости. Он весь рассиялся от удовольствия и снова закричал папе во всё горло:
— Пожалуйста, повторите ещё разик чики-брык!
И папа опять всё ему повторил, а потом мама сказала:
— Антракт! Переходим в буфет.
Питомник - это тот, который позволяет обоим родителям сделать первый шаг. На стороне родителей он требует, чтобы они приняли на себя полномочия делегировать власть, чтобы убедить своего ребенка «материть» третьих лиц, поскольку они позже согласятся делегировать власть, чтобы обучить его «отцовским» третьим сторонам.
В обоих случаях они должны согласиться потерять часть своего всемогущества и рассмотреть ребенка как полностью. Это право, которое гарантируют существующие коллективные условия жизни, но существует риск того, что виртуальный пуповина, установленный через Интернет, будет препятствовать изучению сообщества далеко от глаз родителей. Некоторые родители, особенно некоторые мамы, будут рады сделать экономику.
И она дала нам по бутерброду с колбасой. И мы с Мишкой вцепились в эти бутерброды, и ели, и болтали ногами, и смотрели по сторонам. И вдруг Мишка ни с того ни с сего заявляет:
— А я знаю, на что похожа ваша шляпа.
Мама говорит:
— Ну-ка скажи — на что?
— На космонавтский шлем.
Папа сказал:
— Точно. Ай да Мишка, верно подметил! И правда, эта шляпка похожа на космонавтский шлем. Ничего не поделаешь, мода старается не отставать от современности. Ну-ка, Мишка, иди-ка сюда!
И папа взял шляпку и нахлобучил Мишке на голову.
— Настоящий Попович! — сказала мама.
А Мишка действительно был похож на маленького космонавтика. Он сидел такой важный и смешной, что все, кто проходил мимо, смотрели на него и улыбались.
И папа улыбался, и мама, и я тоже улыбался, что Мишка такой симпатяга. Потом нам купили по мороженому, и мы стали его кусать и лизать, и Мишка быстрей меня справился и пошёл снова к окошку. Он схватился за раму, встал на приступочку и высунулся наружу.
Наша электричка бежала быстро и ровно, за окном пролетала природа, и Мишке, видать, хорошо там было торчать в окошке с космонавтским шлемом на голове, и больше ничего на свете ему не нужно было — так он был доволен. И я захотел встать с ним рядом, но в это время мама подтолкнула меня локтем и показала глазами на папу.
А папа тихонько встал и пошёл на цыпочках в другое отделение, там тоже окошко было открыто, и никто в него не глядел. У папы был очень таинственный вид, и все кругом притихли и стали следить за папой. А он неслышными шагами пробрался к этому окошку, высунул голову и тоже стал смотреть вперёд, по ходу поезда, туда же, куда смотрел и Мишка. Потом папа медленно-медленно высунул правую руку, осторожно дотянулся до Мишки и вдруг с быстротой молнии сорвал с него мамину шляпку! Папа тут же отпрыгнул от окошка и спрятал шляпку за спину, он там её заткнул за пояс. Я всё это очень хорошо видел. Но Мишка-то этого не видел! Он схватился за голову, не нашёл там маминой шляпки, испугался, отскочил от окна и с каким-то ужасом остановился перед мамой. А мама воскликнула:
— В чём дело? Что случилось, Миша? Где моя новая шляпка? Неужели её сорвало ветром? Ведь я говорила тебе: не высовывайся. Чуяло моё сердце, что я останусь без шляпки! Как же мне теперь быть?
И мама закрыла лицо руками и задёргала плечами, как будто она горько плачет. На бедного Мишку просто жалко было смотреть, он лепетал прерывающимся голосом:
— Не плачьте... пожалуйста. Я вам куплю шляпку... У меня деньги есть... Сорок семь копеек. Я на марки собирал...
У него задрожали губы, и папа, конечно, не мог этого перенести. Он сейчас же состроил свою смешную рожицу и закричал цирковым голосом:
— Граждане, внимание! Не плачьте и успокойтесь! Ваше счастье, что вы знакомы со знаменитым волшебником Эдуардом Кондратьевичем Кио-Сио! Сейчас будет показан грандиозный трюк — возврат шляпы, выпавшей из окна голубого экспресса. Приготовились! Внимание! Чики-брык!
И у папы в руках оказалась мамина шляпка. Даже я и то не заметил, как проворно папа вытащил её из-за спины. Все прямо ахнули! А Мишка сразу посветлел от счастья. Глаза у него от удивления полезли на лоб. Он был в таком восторге, что просто обалдел. Он быстро подошёл к папе, взял у него шляпку, побежал обратно и что есть силы по-настоящему швырнул её за окно. Потом он повернулся и сказал моему папе: — Пожалуйста, повторите ещё разик... чики-брык! Вот тут-то и получилось, что я чуть не помер со смеху.
Н. М. Артюхова
Большая берёза.
Мама стояла на кухне с полотенцем на плече и вытирала последнюю чашку. Вдруг у окна показалось испуганное лицо Глеба.
— Тётя Зина! Тётя Зина! — крикнул он. — Твой Алёшка сошёл с ума!
— Зинаида Львовна! — заглянул в другое окно Володя. — Ваш Алёшка залез на большую берёзу!
— Ведь он же может сорваться! — плачущим голосом продолжал Глеб. — И разобьётся...
Чашка выскользнула из маминых рук и со звоном упала на пол.
— Вдребезги! — закончил Глеб, с ужасом глядя на белые черепки.
Мама выбежала на террасу, пошла к калитке:
— Где он?
— Да вот, на берёзе!
Мама посмотрела на белый ствол, на то место, где он разделялся надвое. Алёши не было.
— Глупые шутки, ребята! — сказала она и пошла к дому.
— Да нет же, мы же правду говорим! — закричал Глеб. — Он там, на самом верху! Там, где ветки!
Мама наконец поняла, где нужно искать. Она увидела Алёшу. Она смерила глазами расстояние от его ветки до земли, и лицо у неё стало почти такое же белое, как этот ровный берёзовый ствол.
— С ума сошёл! — повторил Глеб.
— Молчи! — сказала мама тихо и очень строго. — Идите оба домой и сидите там.
Она подошла к дереву.
— Ну как, Алёша, — сказала она, — хорошо у тебя?
Алёша был удивлён, что мама не сердится и говорит таким спокойным, ласковым голосом.
— Здесь хорошо, — сказал он. — Только мне очень жарко, мамочка.
— Это ничего, — сказала мама, — посиди, отдохни немного и начинай спускаться. Только не спеши. Потихонечку... Отдохнул? — спросила она через минуту.
— Отдохнул.
— Ну тогда спускайся.
Алёша, держась за ветку, искал, куда бы поставить ногу. В это время на тропинке показался незнакомый толстый дачник. Он услыхал голоса, посмотрел наверх и закричал испуганно и сердито:
— Куда ты забрался, негодный мальчишка! Слезай сейчас же!
Алёша вздрогнул и, не рассчитав движения, поставил ногу на сухой сучок. Сучок хрустнул и прошелестел вниз, к маминым ногам.
— Не так, — сказала мама. — Становись на следующую ветку.
Потом повернулась к дачнику:
— Не беспокойтесь, пожалуйста, он очень хорошо умеет лазить по деревьям. Он у меня молодец!
Маленькая, лёгонькая фигурка Алёши медленно спускалась. Лезть наверх было легче. Алёша устал. Но внизу стояла мама, давала ему советы, говорила ласковые, ободряющие слова. Земля приближалась и сжималась. Вот уже не видно ни поля за оврагом, ни заводской трубы. Алёша добрался до развилки.
— Передохни, — сказала мама. — Молодец! Ну, теперь ставь ногу на этот сучок... Нет, не туда, тот сухой, вот сюда, поправее... Так, так, не спеши.
Земля была совсем близко. Алёша повис на руках, вытянулся и спрыгнул на высокий пень, с которого начинал своё путешествие.
Толстый незнакомый дачник усмехнулся, покачал головой и сказал:
— Ну-ну! Парашютистом будешь!
А мама обхватила тоненькие, коричневые от загара, исцарапанные ножки и крикнула:
— Алёшка, обещай мне, что никогда, никогда больше не будешь лазить так высоко!
Она быстро пошла к дому. На террасе стояли Володя и Глеб. Мама пробежала мимо них, через огород, к оврагу. Села в траву и закрыла лицо платком. Алёша шёл за ней, смущённый и растерянный. Он сел рядом с ней на склоне оврага, взял её за руки, гладил по волосам и говорил:
— Ну, мамочка, ну, успокойся... Я не буду так высоко! Ну, успокойся!
Он в первый раз видел, как плакала мама.
— Ну-ка, взгляни, что за гость у нас! — громко позвал меня папа, когда я ещё копался с сандаликами в коридоре, придя с улицы.
В издательстве «Никея» вышла новая книга «12 семейных историй. Счастье быть вместе». Истории писали журналисты разных изданий, в том числе журнала «Русский репортер». Книга проиллюстрирована замечательными фотографиями Анны Гальпериной. В этой книге-альбоме читатель найдет рассказы об обычных, мало кому известных семьях. Это могут быть наши соседи по лестничной клетке или случайные попутчики в поезде. Истории эти могут напомнить, как здорово радоваться простым вещам. И что общее хобби - это не просто часть жизни, а повод показать свою любовь друг к другу. Они снимают фильмы, строят роботов, путешествуют, но главное - они это делают вместе, всей семьей!
Семья Павловых: Олег и Елена, дети Ольга, Вероника, Тимофей, Леша
Летчик лежит на песке. То ли спит, то ли без сознания. Рядом – самолет. Размером с модель, которую делали когда-то пионеры в авиакружках. Потому что это самолет из детства. Маленький принц – в белых одеждах и с шарфиком – подходит к летчику. Как его разбудить? Принц берет песок и сыплет летчику на руку… Летчик просыпается.
Олег Павлов и его дети сняли «Маленького принца». Снимали рядом с домом, в песках заброшенного Батуринского карьера – это километров пятьдесят от Челябинска. Полезные ископаемые тут уже давно не добывают, а поселок, где живут Павловы, остался. Хоть какая-то польза от «марсианских» карьеров – можно снимать пустыню.
Фильм полнометражный. Идет два часа. И все два часа невозможно оторваться от экрана.
Карлсон, Винни-Пух и Маленький принц
Премьера «Маленького принца» прошла в Челябинском киноклубе. Зрителей было немного… Возможно, фильм увидят еще тысячи людей. Возможно, всего несколько десятков человек. Это для режиссера и актеров сейчас не так важно. Главное – они сделали это кино.
Режиссер, он же Летчик, он же автор сценария и монтажер, он же Король, Честолюбец, Географ, Пьяница – Олег Павлов. Он же – папа четверых детей. Леша, младший сын, – Маленький принц. Сейчас ему одиннадцать. Старший, четырнадцатилетний Тимофей, – оператор, а также Лис и Летчик в детстве. Дочь Вероника – Роза. Вот и вся съемочная группа. Ну еще, конечно, мама, которая незаметно обеспечивала «тылы»: например, стирала белые одежды Маленького принца, который регулярно ползал в них по песку заброшенного карьера… А живут Павловы, между прочим, в доме, где нет водопровода.
На премьере был только Маленький принц Леша. От Челябинска до Батуринского разреза, где живет семья Павловых, ехать два часа на двух автобусах, которые к тому же редко ходят. А машины у Павловых нет.
– С чего решили вдруг «Маленького принца» снять?
– Да это моя давняя мечта была, с детства, – говорит Олег. – Есть три персонажа, которые мне запали в душу и живут там: Карлсон, Винни-Пух и Маленький принц. Я всю жизнь старался с этими персонажами что-то сделать – ставил спектакли, музыкальные композиции… В общем, надо было как-то их реализовать… Потом у нас появилась видеокамера, самая простая, а я вдруг увидел, что Лешка очень похож на Маленького принца! И я подумал, что будет преступлением не снять фильм, тем более что тянуть долго нельзя – скоро он вырастет… Ну вот и сняли. На роль Летчика я хотел пригласить своего друга, но дети наотрез отказались сниматься с другим человеком, пришлось мне играть самому. Зато получилось полностью «семейное кино».
Съемки начались летом 2012 года, осенью, зимой и весной монтировали и озвучивали, летом 2013-го доснимали.
– Пришли в карьер последние кусочки снимать, а там неожиданно сторожа какого-то поставили, который стал нас выгонять. Мы говорим: пожалуйста, мы тут кино снимаем… Он говорит: кино? Хорошо, даю вам пять минут…
А завершили съемки, оказывается, в день рождения Экзюпери – Олег узнал про это уже задним числом.
– Вообще у меня было несколько ощущений от Маленького принца на протяжении жизни. Вначале, в юности, я ассоциировал его с самим собой. Мне так жалко его было… А потом, когда я стал старше, мне пришла мысль, что Маленький принц – это Христос. Ну, пусть не Христос, пусть ангел. Ангел спасения, который был послан Летчику. Ведь пустыня – это не настоящая пустыня, это когда у тебя внутри пусто… Экзюпери, кстати, еще году в сороковом начал рисовать мальчика, летящего на облаке, мальчика с крыльями, потом крылья заменил шарфик… Принц старается вернуть Летчика к источникам, к настоящему. Он показывает Летчику, что очень важно думать о неизвестном тебе барашке и незнакомой тебе Розе, которые почему-то воюют друг с другом и не могут помириться. И если будешь об этом думать, станешь настоящим человеком. Маленький принц верен своей Розе и возвращается к ней. Он жертвует собой. И душа у Летчика оживает. Ну вот, этот замысел я попытался принести в фильм. Не знаю, насколько у меня получилось.
– А если у вас была бы студия, деньги – вы бы что-то другое сделали?
– Наверное, то же самое, только с большим размахом – поехал бы в настоящую пустыню. Потому что панораму в нашем карьере не очень-то сделаешь. Или сад роз мы снимали у нашей соседки, учительницы. У нее приличный розарий, конечно, но миллиона роз нет… Пришлось помучиться с монтажом.
– А дети как восприняли вашу эту идею – снимать кино?
– Мы когда начали снимать, мне было неинтересно… А потом я как-то привык, и мне стало нравиться, – говорит Маленький принц Леша.
– Они, когда получаться что-то начало, вдохновились. А к концу первого лета запал кончился. Я чувствую – мы еще не все успели снять, а они начали увиливать…
– И как же вы, режиссер, пережили это?
– Я иногда, честно говоря, очень расстраивался… Но не стал давить… Думаю, на следующее лето, если что, закончим. Даже был момент, когда они отказались идти, я пошел снимать один, снимал сам себя. И вот осенью-зимой сидел, монтировал потихоньку, показывал им. Смотрю, они ближе к следующему лету начали спрашивать: «Ну, чего там надо доснять-то еще? Давай уже снимать».
– Далеко ходили на съемки?
– До карьера – три километра. Мы, конечно, не каждый день ходили. Потому что и работать надо.
(Павлов с детьми играют кукольные спектакли по всей Челябинской области, это – основной заработок семьи.)
– А жена не говорила, что вы какой-то ерундой занимаетесь?
– Никогда. Все, что касается творчества и детей, – она только за.
– Леш, у тебя любимые моменты есть в кино?
– Ну, мне нравится, когда, это, я на папу должен был ругаться.
– А сложнее всего что было?
– Ну, вот когда я должен был сказать про Розу: «Она – моя». Я долго не мог сказать, потому что мне было очень смешно. Я, когда мы озвучивали, все хохотал и хохотал. А папа говорил, что нужно серьезно… А потом он начал монтировать – и ему понравилось, как я смеюсь.
– Озвучивать вообще непросто было, – говорит папа. – У нас же нет акустической камеры, озвучивали мы просто в комнате. И вот идет какой-то нормальный дубль – вдруг индюк в окно заглянул и загоготал! И все насмарку, весь эпизод приходится переписывать.
А с этим эпизодом, с Розой, Лешку пробило на смех. Начинает «Она…» – и хохот, снова «Она» – и хохот. Я уже злиться начал… Потом думаю: ладно, надо остановиться, еще раз переозвучим. А потом, когда я стал монтировать, смотрю – а смех-то замечательный. И я его включил в фильм. В предыдущем эпизоде розы смеялись над Принцем, а тут он над ними смеется.
А вообще у нас много позитивных моментов было во время съемок. Самое замечательное – это полное понимание, с полуслова, с полужеста. С Алешкой это было в основном так, мне не приходилось его заставлять что-то делать, он делал это органично, легко, без нажима. Да и с Тимофеем, и с Вероникой…
– Один профессиональный оператор, который посмотрел фильм, был очень удивлен, когда узнал, что оператор фильма – ребенок. Он сказал, что Тимофей строит кадр так, как иногда профессиональные операторы не додумываются.
– Да, я ему задачу режиссерски ставил, а кадр он уже сам строил. Причем он все снимал с рук, и дрожания почти не было. Весь фильм снял он, кроме тех моментов, когда он в кадре – тут я брал камеру. Тимофею очень нравилось играть Лиса, и он много придумывал разных идей. Например, очень интересную манеру разговора или жесты всякие – пытался показать, что он не совсем человек, а немножко зверь. А маленького Летчика ему не нравилось играть, он никак этой идеи не мог понять. Говорил: «А вдруг зрители этого не поймут?» Я говорю: «А ты сделай так, чтоб поняли». Он вообще во время съемок загорелся стать оператором. Но сейчас как-то отошел от этого…
Сам Тимофей по этому поводу молчит как партизан.
– Проблема что с Тимофеем, что с Алешей сейчас начинается – подростковый возраст, вхождение в нигилистическое пространство, – вздыхает папа. – А вообще они, мне кажется, не совсем понимают, что они сделали. Может, потом поймут. Но пока им вся эта возня вокруг фильма до фени. Может быть, это и хорошо.
Павлоградский Голливуд
Вообще занимается Павлов кроме кино много чем. Во-первых, он – профессиональный режиссер, окончил в свое время Челябинский институт культуры, дипломированный культпросветработник. Вот он и разъезжает по всей области, почти каждый день давая кукольные спектакли в детсадах. Во-вторых, Павловы живут в деревне и у них большое хозяйство. В-третьих, Олег всю жизнь пишет, за повесть «Дом в Оболонске» Южноуральскую литературную премию получил. В-четвертых, с недавнего времени он возглавляет Челябинское отделение Союза писателей России. В-пятых, уже десять лет он руководит Челябинским литературным молодежным клубом. Клуб, кстати, называется «Светунец» – «нарождающийся месяц». В «Светунец» приходят нарождающиеся поэты, читают свои стихи. В общем, жизнь творческая кипит вовсю.
– Сейчас большинство настоящих интеллигентов и настоящая творческая жизнь не в Москве, а в провинции, – говорит Павлов. Глядя на то, как в Челябинском союзе писателей все время происходят какие-то события, в кино- и литературном клубах собирается молодежь, а таксист, друг Павлова, сочиняет за рулем стихи о «корабле духа своего», – в этом не сомневаешься.
В-шестых… можно продолжать еще.
А началось все на самом деле пятьдесят лет назад.
Жили в уральском селе Писанское три брата.
– Начал все старший брат, – вспоминает Павлов. – Он в 1958 году выпустил свой первый журнал. Начитался Пушкина, классиков и стал в «классическом стиле» писать стихи – исписал целую тетрадку. Потом решил: чего просто стихи писать, дай-ка я их проиллюстрирую – сделал рисунки. Потом решил добавить туда комиксы. В общем, начал регулярно делать рукописный журнал. Читали его только мы, два его брата. Маме он тоже показывал, но ей шибко некогда было – она в школе работала и директором, и учителем и вообще растила нас одна…
Потом по его стопам пошел средний брат. Он решил попроще сделать – не журнал, а газету. Ну а следом и я…
Почти каждый месяц они делали по три журнала. Подписывались друг на друга. Тетрадка обычная, 12 или 18 листов, а внутри – рассказы, комиксы, загадки, репортажи, все с рисунками. Рисовали и писали тушью и карандашами.
– У нас у всех были выдуманы свои страны. У меня, например, КНР – Котятская народная республика. Был выдуманный язык, у каждого свой. Вот это, кстати, написано на котятском языке, – Павлов листает тетради – у него сохранилось всего несколько «номеров», остальное съело время, переезды и взрослая жизнь. – У Володи была страна зверей, ОСЗ. А Саша отвечал за остров Павлоград. Остров-город, где находились все наши «редакции, киностудии, издательства…». Ну, типа Голливуда. Вот, даже на журнале написано место издания: город Павлоград. Не мог же я написать, что он был издан в селе Писанское…
Так три деревенских мальчика регулярно «выпускали» журналы друг для друга. Раз в месяц порождали какое-то количество стихов, рассказов и рисунков. Плюс делали рисованные газеты, книги и даже фильмы. И этим они жили десять лет!
– Журналы мы свои никому не показывали. Это был другой мир, вещь в себе… У нас, конечно, в Писанском были приятели… Но вообще мы всегда были немножко белыми воронами. Мама приезжая была… По маминой линии мы из Ижевска. Дед был из простых, но выучился на инженера. В 1937 году его расстреляли, бабушку посадили, а мама осталась с двумя младшими сестрами. Она была совершеннолетняя, и ей сказали: подпиши отказ от родителей, мы тебе сестер оставим. Ей нужно было выбирать: либо отказ от родителей, либо сестры – по детдомам. Она выбрала первое, вырастила двух девочек. После войны вышла замуж за папу, он был фронтовик. Талантище мужик был! Самоучка – пел, плясал, клоунады показывал, режиссировал, рисовал, выучился сам играть на балалайке, домбре, гитаре, баяне, гармошке и скрипке. Но, как многие фронтовики, стал пить, и мама ушла от него, уехала с нами в это Писанское… Бабушка, которая вернулась из лагерей, помогала ей нас растить…
Когда младшему, Олегу, было десять, а старшему брату пятнадцать, слава все-таки нашла братьев Павловых. Дело было так.
– Мама выписывала много журналов – и «Пионер», и «Костер», и чего только у нас не было… И я в «Пионере» увидел, что какие-то рассказики детские печатают, думаю – а пошлю-ка я им тоже что-нибудь. И послал – рассказ про свою собачку с рисунком старшего брата…
И рассказ напечатали! И прислали Павловым журнал. И стали приходить со всей страны в Писанское письма от читателей «Пионера»…
– После всего этого я, вдохновленный, сел и на пяти страницах накатал все про нас: что мы делаем, какие журналы выпускаем, какие фильмы рисуем, у кого какая киностудия, у кого какие выдуманы страны… И отправил все это в «Пионер».
И Олег получил ответ: ему написал литературный секретарь Корнея Чуковского Владимир Глоцер.
– Сначала братья мне подзатыльников надавали, что я нас «засветил», но потом мы поняли, что это какой-то прорыв. Началась переписка с Глоцером.
Они посылали ему свои стихи, а он занимался удивительным делом – умно и тонко работал с юными авторами. Очень уважительно, но твердо писал: это – хорошо, а вот это – безвкусица. Что-нибудь советовал почитать, мог прислать какую-то книгу.
А потом, через год переписки, Глоцер сам приехал в Писанское. В дневнике у Корнея Чуковского есть запись: «Приезжал Володя Глоцер. Был на Урале у братьев Павловых. Говорит, лица ангелов. А вокруг пьянь».
Глоцер жил у них три дня, читал «журналы», потом была большая публикация в «Пионере», на их стихи был сделан диафильм «Про слониху», а на гонорар братьям Павловым организовали поездку в Москву – водили их по разным культурным местам, и, кроме всего прочего, они съездили в гости к Корнею Чуковскому.
Глядя сегодня на эти тетради из села Писанское, на этот «Котенок» № 35, год издания 1965, в очередной раз убеждаешься, что форма жизни под названием «творчество» возможна везде и всегда.
Земное притяжение
Маленький принц у Экзюпери летал на голубях, а в фильме Павлова путешествует проще: подпрыгивает с каждой планеты – и летит дальше. И только с Земли он подпрыгнуть не мог – очень уж она притягивает…
– У меня в фильме, когда Маленький принц падает на Землю, он потом не может никак подняться, ему плохо, тяжело… Я что-то подобное сам испытал… Когда мы снимали эти эпизоды, я вспоминал, как в семнадцать лет лежал несколько месяцев в гипсе. Когда мне разрешили встать на ноги, оказалось, что это так тяжело и больно – стоять на подошвах…
Гипс – после операции из-за резко и сильно искривившегося в подростковом возрасте позвоночника.
– Вот от этих журналов, наверное, которые мы делали – я сидел над ними часами, у меня позвоночник начал очень сильно искривляться, а заметили это уже поздно. Меня положили в больницу в Москве и сделали сложную операцию – вставили внутрь какие-то железные пластины.
Олега отпустили на полгода в гипсе домой. Ему было семнадцать лет, гипс ему надоел, он его срезал – плевать! Вернулся в Москву без гипса.
– Где гипс?! – возмутились врачи.
– Потерял, – ответил Павлов.
Еще через полгода нужно было приехать на вторую операцию.
Олег вернулся через двадцать лет…
– Стали мешать мне эти пластины. Я ведь с ними актером работал, кульбиты всякие делал. Рентген сделали – оказывается, пластины с одной стороны оторвались и болтались. В любой момент могли пропороть «хозяину» внутренние органы… А он – кульбиты…
Кстати, то, что он может быть актером, Олег узнал случайно. Вообще ни о каком актерстве речи быть не могло, потому что в подростковом возрасте он начал очень сильно заикаться.
– А лет в восемнадцать у меня появилась восьмимиллиметровая кинокамера, я написал сценарий и заболел идеей снять по нему фильм. Там, конечно, и любовь, и драки, и становление личности, герой гибнет, все понимают, какой он был хороший, все рыдают… В общем, для того, чтобы снять этот фильм, мне нужны были люди. И я пошел в театральную студию в Златоусте, где мы тогда жили, исключительно для того, чтобы найти там актеров для своего будущего фильма.
Он не играл и не репетировал – просто сидел в зале и смотрел. Играть-то из-за своего заикания даже не пробовал.
– И вот я сидел, сидел, смотрел, смотрел, и так получилось, что на генеральную репетицию один исполнитель не пришел. Режиссер бегает, волосы на себе рвет, и тут я решился и говорю: «А можно я пройду эту сцену?» Он удивился: «Ты что, знаешь текст?» Я говорю: «Знаю. Я же сидел, смотрел». – «И что, можешь прям сейчас?» – «Могу». И пошел. И я вдруг понял, что на сцене я не заикаюсь! И до сих пор я на сцене никогда не заикаюсь. Понимаете, на сцене я – не я. Или наоборот. Я – это на сцене.
А тот фильм так и остался не снятым…
– Ну, этот романтический бред должен был остаться в том времени, – говорит сейчас Павлов.
Куклы как средство существования
– Слонопотам, отдай мой мед! – кричит Винни-Пух.
– Зайчики, сядьте! Мишки, не ползайте, сядьте! – кричат воспитатели на детей. Потому что всем не видно, вот они и рвутся к сцене, то есть к волшебному лесу…
Павловы ведут жизнь бродячих артистов. То есть живут они, конечно, дома, но почти каждый день играют кукольные спектакли в детских садах Челябинска и области. Весь театр помещается в багажнике «Жигулей» знакомого водителя.
Иногда в действе участвует только отец семейства и его приятель-актер, а иногда – дети Павловы. Дети, когда играют, получают зарплату.
– Они просто так деньги не фукают, – говорит Олег. – То на сапожки себе скопят, то еще на что-нибудь нужное…
Сейчас в ходу два спектакля: «Приключения Винни-Пуха» и «Иванушка-великанушка» по пьесе Шварца.
Администратор всего этого процесса – жена Павлова, Лена. Она каждый день звонит по детсадам всей Челябинской области и договаривается, договаривается… Договариваться с каждым годом все сложнее.
Ширма – скелет из железок, который за несколько минут превращается в сказочный лес. Во время спектакля Павлов лихо запрыгивает на конструкцию из столов, меняясь с напарником. Это нужно проделать раз двадцать. Куклы-марионетки на веревочках, управлять ими – искусство. Еще их нужно оживлять, говоря высоким голосом – за Пятачка, томным – за Сову, печальным – за Иа, ну и за Винни-Пуха, конечно. Еще нужно постоянно включать-выключать музыку.
Павлов весь мокрый после получасового спектакля. Десять минут перерыв – и еще один спектакль, для младших групп.
– Я боялась, что вы пульт уроните на эту сторону сцены.
– Не, пульт еще ни разу не сваливался – у меня на декорациях есть для него кармашек… А вот магнитофон падал. Самое страшное – уронить куклу. Стоит уронить – все запутывается моментально.
Раньше Пятачка играла Оля, старшая. Оля недавно вышла замуж. Теперь Пятачка играет Вероника – Роза Маленького принца.
– Не трудно управляться с куклами?
– Долго училась?
– Два дня. Оля заболела, играть было некому.
– И сколько тебе тогда лет было?
– Лет десять…
– А зрители – дети ведь сложные бывают…
– Ничего, я же знаю, что нужно делать.
– А если они расшумятся, потому что им не видно, или еще чего-нибудь?
– Ну, тогда нужно выйти, поговорить с ними.
– Ситуации бывают всякие, – вставляет папа. – Столы, на которых приходится стоять во время спектакля, могут такие попасться… Однажды – это, правда, давно было – обломилась ножка у стола, как раз подо мной. Стол рухнул, а мой приятель, с которым мы играли, так меня подхватил – одной рукой держит куклу, другой – меня, а я, держа куклу, продолжаю играть. А в это время еще один актер соскочил и судорожно ищет, что бы подставить под этот стол. Нашел, подставил – зрители, кстати, так, по-моему, и не заметили ничего.
– Вероник, не боишься таких ситуаций?
– У меня вообще смелая сеструха, – вставляет Леша.
Фазаны и павлины
Роза Маленького принца хочет иметь свой бизнес – сеть магазинов. Сейчас она, кроме всего прочего, работает почтальоном от редакции местной газеты в Еманжелинске. С семи утра два раза в неделю мотается по городу. Плюс школа – десятый класс, правда, всего два раза в неделю, что-то вроде вечерней школы, потому что вообще-то в поселке нет десятого и одиннадцатого классов.
Леша – в четвертом.
– Леш, а тебе в школе с кем сложнее общаться, с мальчиками или с девочками? Там, уроки списать…
– Я не списываю… А девочки у нас дуры какие-то все…
– А драться приходится в школе?
– Когда как…
– В поселке учиться хуже, чем в Челябинске?
– Не, лучше.
– Здесь люди проще, – говорит мама.
На улице лает собака. Мама Елена рассказывает, что собаки им достались вместе с домом.
– Мы когда сюда переехали, нас хозяева не предупредили, что они собак оставили. Собаки бегали по всему поселку и не пускали нас в собственный дом, привыкли, что дом – их.
– А теперь вас слушаются?
– Ну, не трогают – и на том спасибо.
– Мы специально переехали сюда, – говорит Олег. – Нам нравится жить в своем доме. У тебя есть огород, ты можешь что-то ткнуть в землю. У жены мечта – со временем развести фазанов и павлинов. В квартире разведешь павлинов? Нет.
– Вы не возражали, – спрашиваю Лену, – что ваш муж, вместо того чтобы деньги зарабатывать или хозяйством заниматься, кино какое-то снимает?
– Нет. Интересно, когда дети чем-то заняты. Не в деньгах счастье. Тем более на зарабатывание денег это время не потратилось бы все равно… А когда идет творческий процесс, когда они дружно что-то делают – это прекрасно.
– А вы сами в творческом процессе как-то участвуете?
– И вам не хочется?
– Мне хватает дома и хозяйства…
– А быт – без воды, например, – не тяжело?
– Да нет, я привыкла.
– А если бы вам предложили переехать в Москву, например… Вы хотели бы?
– Нет. Где родился, там и сгодился… Я тут родилась, в Челябинской области. Если бы мы хотели жить в квартире, мы бы жили в квартире… Дом – это, конечно, лучше. Потому что дети должны что-то делать, а не сидеть в четырех стенах и выходить гулять раз в день.
– А здесь они что делают?
– Дети делают все. Все, что хотят. Ходят за водой, в огороде помогают летом, пасут скотину.
– Скотины много?
– Утки, козы, гуси, индюки.
– А вообще вы детей кем видите в будущем?
– По профессиям мне все равно, кем они захотят быть… Мне хочется, чтобы они понимали, что деньги надо уметь зарабатывать, чтоб они умели и не боялись работать. Чтоб им было это интересно. Леша очень талантливый, мне кажется, из него получился бы хороший актер… Но он не хочет! Он мечтает быть хозяином большого хозяйства и чтобы у него было много коров… Не знаю, это, наверное, детское. С Тимофеем пока сложно. Он сам не знает, чего хочет в жизни.
– К вам после «Маленького принца» журналисты начали ездить, кино вот про вас снимают документальное – вы как к этому относитесь?
– Отрицательно… Дети должны жить обычной жизнью. Не надо их звездить. Хотя пока они вроде не зазвездили… Они к этому философски относятся.
Дети, кстати, пока ни разу не были ни в Москве, ни в Питере, ни даже в Екатеринбурге.
– Ну, после сюжета по телевизору про фильм продавщицы стали нас узнавать в магазинах, – говорит Павлов. – А так у нас тут обычная, нормальная деревенская жизнь…
В фильме Павлова Летчик в пустыне превращается в мальчика. И благодаря этому у него все получается: и найти воду, и починить самолет, и выжить. Правда, прощается Маленький принц уже со взрослым Летчиком. Но ведь он его уже спас…
– Конечно, эта книга не для детей, – говорит Павлов. – Обращение Экзюпери к детям, извинение за то, что он посвятил книгу взрослому – это игра. И я снимал свой фильм для взрослых. Я уверен, что не все захотят его смотреть, не всем он понравится. Кто-то, может быть, будет разочарован отсутствием эффектов…
– Получается, мечта детства сбылась, фильм вы сняли – и как же теперь?
– Да, когда я заканчивал монтаж, с женой даже поделился, что мне что-то страшно – чем я заниматься-то буду? Она говорит: да придумаешь что-нибудь… А вообще у меня есть, конечно, еще всякие замыслы. Например, поехать в Константиново с Алешкой и попробовать снять фильм о маленьком Есенине…
Кто-то, услышав, что человек из деревни снял со своими детьми полнометражное кино, снисходительно улыбается: «Ну-ну, хоум-видео». А это не «хоум-видео», это арт-хаус… Хотя какая разница, как это называть, если два часа невозможно оторваться от экрана? В «Маленьком принце» Павлова нет выверенной реальности. И камеру держит ребенок. Но от кино возникает ощущение мирового пространства, сделанного из подручного материала. Ведь чтобы забрать на свою планету нарисованного барашка, нужно просто собрать песок в мешочек…
Может, этот фильм и не нужно снимать в Голливуде?
Еще 11 историй вы можете прочитать в книге издательства «Никея» «12 семейных историй. Счастье быть вместе» .
Фото Анны Гальпериной
